С чистого листа - Страница 37

Этот поцелуй длился бесконечно и выражал всю силу желания, испытываемого мужчиной, изголодавшимся по женскому телу за время своего воздержания ради любимой. Он плотно прижимал ее к себе, жадно впитывая сладость губ.

Тело Филиппы пронзило незнакомое ей прежде чувство голода. Она поняла, что это не простое соблазнение и что их тела тянутся друг к другу в непреодолимом стремлении познать друг друга, стать одним целым.

Ее руки обвились вокруг его шеи. В ней пробудилось желание. Она хотела его… Хотела так сильно, что стало страшно. Она больше не скрывала от себя, что хочет принадлежать ему, Энрике Сантосу… Только ему, и никому другому.

Прямо сейчас… сейчас…

Внезапно ее окатил холодный душ реальности, и она резко отпрянула от него, охваченная ужасом.

— Энрике! Нет!

Как она могла дойти до такого состояния! Филиппа освободилась и сделала шаг назад.

— Нет?

Его тон был откровенно ироничным. Ему удалось взять себя в руки и не показать ей своих истинных чувств.

— Нет, — снова произнесла она, на этот раз более твердо и решительно, пытаясь выровнять дыхание и замедлить биение сердца, готового выпрыгнуть из груди.

Она лихорадочно искала слова, которые могли бы логически выразить ее мысли.

— Ты не должен делать этого. Я говорила… мы должны обсудить, что произошло… прошлой ночью. Я понимаю, хорошо понимаю, почему ты так поступил. И ценю твое благородство. Ты просто пожалел меня. Но меня не надо жалеть. Со мной все в порядке. — Она всплеснула руками. — Я все прекрасно понимаю. Ты не должен повторять то же самое еще раз.

Пока она говорила, Энрике, облокотившись на перила, спокойно смотрел на нее.

— Я рад, что ты все понимаешь, — тихо произнес он. — Должен признаться, это была худшая ночь в моей жизни.

Он наблюдал, как изменяется ее лицо по мере того, как он говорил. Казалось, ее только что ударили, но он проигнорировал это и повторил:

— Да, самая худшая в моей жизни.

Филиппа вонзила ногти в ладонь. Разве можно быть таким жестоким? Казалось, что ей в горло вонзили кол.

Он продолжал говорить, но она едва понимала значение его слов.

— Я никогда не делал того, что сделал прошлой ночью. Это было так мучительно. — Не обращая внимания на отчаянное выражение лица Филиппы, красноречиво свидетельствующее об ее чувствах, он продолжил: — И я не собираюсь проходить через это еще раз. Никогда. И говорю тебе, — он пристально, не отрываясь, смотрел на нее, — сдерживать себя было невероятно трудно. Я так стремился к тебе, так мучительно и страстно… — Тяжелый вздох вырвался у него помимо воли. — Господи, ты даже не можешь себе этого представить! Филиппа, дорогая, держать твое прекрасное обнаженное тело в объятиях, чувствовать, как ты тоже стремишься ко мне, и не иметь возможности овладеть тобою… Боже мой, это была настоящая пытка! — Он покачал головой. — Никогда опять, обещаю тебе. Никогда! — Внезапно он выпрямился и оттолкнулся от перил. Звездные блики отразились в его глазах. — Прошлая ночь была твоей ночью, Филиппа, а эта ночь, — его голос изменился и стал хриплым, — эта ночь будет моей…

Он резко схватил ее, прижал к себе и приник к ее губам. Потом одним легким движением подхватил на руки и зашагал широкими шагами. Он хотел, наконец, сделать ее своей женой.

Спустя целую вечность она поняла, какая неукротимая сила изголодавшегося мужчины двигала им.

Он положил ее на широкую кровать, прижал раскинутые по сторонам руки к постели и принялся целовать жадными губами.

Филиппа почувствовала, как откуда-то из глубины ее существа поднимается неизъяснимая радость победы, счастья любить и быть любимой.

Энрике легко преодолел ее сопротивление и овладел губами, не давая ей ни малейшего шанса на возражения. Ее руки автоматически скользнули по его рубашке, с предательской торопливостью расстегивая пуговицы. Ей остро захотелось почувствовать его тело под своими ищущими руками.

Энрике помогал ей. Скинув с плеч рубашку, стащил с нее майку и ловким быстрым движением расстегнул застежку на бюстгальтере.

Филиппа услышала звук, отдаленно напоминающий урчание, и он жадно припал к ее полным грудям, осыпая их безумными поцелуями. Она лишь издала стон удовольствия, когда он принялся сосать нежные розовые соски, сжав ее груди ладонями и обхватив бедра коленями. Он утолял свою жажду до тех пор, пока ее соски не стали твердыми, посылая пронзительные волны наслаждения по всему телу.

Она гладила его мускулистую спину, отдаваясь простому счастью лежать под ним.

Энрике опустил голову ниже и провел языком по ее плоскому гладкому животу, одновременно расстегивая молнию и снимая с нее джинсы. Филиппе показалось, что ее пронзили тысячи огненных стрел там, где прикоснулся его язык.

Ее сердце трепетало от радости. В каюте было темно, поэтому она не могла видеть ее безвкусной роскоши, а только чувствовала гладкость шелковой простыни под своим уже обнаженным телом.

Они лежали обнаженные, прижавшись друг к другу, бедро к бедру, губы к губам. Не оставалось никакого сомнения — он безудержно хочет ее! Энрике хочет ее! Она теперь точно знает это. Так нельзя притвориться. Стремление их тел друг к другу, их взаимная страсть очевидны.

Страхи Филиппы растворились как дурной сон, уступив место страстному желанию. Ее рука отпустила его плечо, скользнула вниз в пространство между их телами и крепко ухватила его восставшую плоть.

Она хотела чувствовать его в своей руке. Только он мог насытить ее пробудившееся желание, наполнить ее разгоряченное тело.